Читать книгу "Черная метка в паспорте [сборник] - Алексей Макеев"

на берегу озера в сосновом лесу. Чудесное место, сейчас там одни депутаты живут. Думала, Маришу за больное задела, а она улыбнулась вдруг так светло и ответила, что скоро обязательно поедет на дачу. И пошла себе по делам, я еще подумала – ожила девчонка, отошла от своей беды. Плечики расправила, голову подняла. С тех пор я ее не видела.

Гуров вдруг заторопился, надеясь получить помощи у своей собеседницы:

– Послушайте, а вы можете разыскать родственников Заицких? Кого-то, кто мог бы написать заявление о ее пропаже? Без него Марину полиция искать не будет, нет официального повода, а у оперативного отдела есть подозрения, что она пострадала из-за истории с мошенником. Ее никто не видел уже больше двух недель, она не выходит на связь. Конечно, может быть, просто уехала навестить детей в Испанию. Но лучше ведь проверить. Сможете помочь?

Губы у женщины задрожали, глаза подернуло влагой, и все же она твердо кивнула:

– Конечно, я обращусь в институт, где работали ее родители. Сообщим мужу, родственников найдем. Я обязательно найду близких Мариночки. Она мне не чужой человек. Если что-то узнаю, то расскажу вам.

– Конечно, – обрадовался опер и принялся записывать свой номер на клочке бумаги. – Вот, держите. Любая информация, пускай даже мелочь. Кто ее видел или слышал что-то, куда она шла две недели назад, какие были планы, с кем собиралась увидеться. Это все важно. Сразу звоните мне.

Из двора крепкой сталинки он выходил обнадеженным – дело сдвинулось с мертвой точки. У него есть свидетели, поддержка, которые тоже переживают за судьбу пропавших женщин. Осталось встретиться теперь с матерью Рыковой, может быть, она даст направление поискам.

К последнему адресу оперу пришлось добираться с несколькими пересадками. Непривычный к общественному транспорту, в незнакомом городе, он по карте выверил маршрут и все-таки оказался на месте уже ближе к вечеру. С досадой, что столько времени ушло на разъезды, Лев прошелся по узким улочкам. Тротуары были плотно забиты припаркованными автомобилями, сотни людей спешили с остановок к своим домам. Тут же рядом, с уханьем, огромный механизм долбил сваи в новой яме, а дети месили из густой грязи вокруг бетонной ограды черные куличики. Микрорайон из дешевых панелек рос на глазах, похожий на гигантский муравейник, где озабоченные трудяги продолжают беспокоиться, сновать взад и вперед, пока не забудутся коротким сном. Гуров долго ждал возле лифта, пока железная кабина проглатывала порции из людей, которым надо было на верхние этажи. От ожидания в душной тесноте, затхлого запаха из мусоропровода еще не оправившегося опера вдруг снова захлестнуло слабостью. Он развернулся и пошел пешком на семнадцатый этаж, где жила семья Людмилы, хоть и чувствовал, что под плотной курткой течет пот по спине от каждого крутого пролета.

На стук в тонкую дверь торопливо зашаркали шаги, щелкнул замок – на пороге застыла пожилая женщина. Даже в сумраке коридора было видно, что она жадно всматривается в лицо гостя, ожидая хороших вестей:

– Людочка нашлась? Она жива?

Лев с усилием ответил:

– Нет. Но я сотрудник полиции, веду ее поиски и хотел бы уточнить кое-какие детали.

Надежда в глазах женщины погасла, она посерела и отступила неуверенно в глубину квартиры:

– Заходите, – голос стал совсем тихим, больше похожим на шелест.

Он шагнул за порог и чуть не врезался в девочку лет шести, которая прижалась к стене коридора. Она, как и бабушка, смотрела на незнакомца с надеждой, в глазах застыло ожидание. Лев почувствовал горькую досаду от собственного бессилия: «Они ждут, когда Люда вернется домой. Каждый звонок, стук в дверь – это надежда, которая исчезает снова и снова. Как же это мучительно, будто умираешь по несколько раз в день». Опер осторожно обошел ребенка, шагнул в темную комнату с задернутыми плотными шторами. Здесь не было слышно жизни, что кипела снаружи. Тихо потрескивали свечи перед иконами, мерно отстукивал минуты будильник на столе, заваленном фотографиями молодой женщины, девушки, девочки. Пожилая женщина села в кресло, не отрывая взгляда от стола. Лев присел на край колченогого табурета.

– Можете рассказать мне об обычном расписании Людмилы? О том, чем она занималась перед тем, как пропала. С кем встречалась, куда ходила. Подруги, знакомые, все, что вспомните. Все подробности, может быть, какая-то из них окажется важной.

Он замолчал. Мать Людмилы будто не слышала его. Женщина с легкой улыбкой смотрела на рассыпанные по вытертой скатерти фотографии. Она протянула руку к снимку, где у нее, молодой, улыбающейся, сидела на руках девочка с россыпью веснушек на лице. Голос был наполнен нежностью:

– Со всеми встречалась. С девочками другими, с невестами Сергея. С коллегами. Людочка всегда была общительной, тепло из нее так и шло. Недаром солнышко ее поцеловало, все усыпало веснушками. Одноклассник в школе ее как-то раз рябой обозвал, она так плакала. А я ее утешала. Дурочка, это же солнышко тебя отметило своими поцелуями, веснушечками. С головы до пят исцеловало, ты – его любимая доченька, даже имя подходящее. Лю-у-удочка, лу-у-учик. Золотая моя девочка, – дрожащие пальцы провели по другой фотографии. – Ведь столько раз я тебе говорила, это красота твоя, а не уродство. Ну и что, что парни не смотрят. Найдется тот, кто полюбит, каждую веснушечку твою поцелует. Разные люди бывают, и обманщики встречаются. Но что бы ни случилось, у тебя защитники есть – я и солнышко.

– Извините, вы расскажете мне про тот день, когда Людмила пропала? – попытался вернуть женщину в реальность опер.

Но та не слышала его, перебирала одну фотографию за другой, гладила их и тихо продолжала вести бесконечный разговор с пропавшей дочерью. Лев позвал несчастную несколько раз, но без толку. Пожилая женщина погрузилась в свою собственную реальность, где дочь отвечала ей, спорила, жаловалась на то, что парни обходят стороной из-за веснушек, усыпавших все тело. Гуров выругался себе под нос и решил, что хотя бы осмотрит комнату Люды, ее личные вещи, раз с родственницей разговор вести невозможно. Он осторожно постучал в ободранную филенку двери, затем шагнул в крошечную комнату, где на краю диванчика сидела девочка с двумя рыжими растрепанными хвостиками. С детьми Лев Иванович чувствовал себя неловко, уж слишком взрослая у